***
Когда долго не спится, от бессонного безделия начинаешь неосознанно изучать строение системы собственного мироздания...
***
Вчера у железнодорожных касс из телефона-автомата аккуратно, никого не обижая, с кодом, как полагается, набрал номер своего московского друга. Гудков не дождался. Сквозь скрежет трубка соразмеренно произнесла неприятным мужским баритоном: «Болван, не звони больше» и замерла. Повесил трубку на рычаг, поежился от декабрьской прохлады, утонул в ознобе и побрел дальше.
В Москве бананы можно купить даже под утро.
В Саранске скоро Новый год. Новый год будет или Новый год был? Новый год будет. Скоро!!!
Мерзавец Валерка не вернулся вчера домой. Мать плакала, отец покоился в объятиях Морфия. У меня в руках простонал томик Мандельштама, а в Америке в это время, как бы между прочим, начинается очередной рабочий день.
Метафизика судьбы: что предопределено, должно быть повторено.
Повторение – мать учения.
Учение – свет, неучение – тьма.
Тьма – рука левая света, свет, соответственно...
Мышление по аналогии, по цепочки, по спирали, по нервам, по-разному. Я мыслю, следовательно, я – источник мысли. А если не следовательно, значит не мыслю. Не мыслимое сознание – блаженнейший из источников вечного бытия. Бытие в действии, сознание в покое, покой во сне. Мысли вколачивают себя в душу, раздается ужасное эхо, испуганный сон бежит прочь. А дальше – утро. До него – забвение. Забвение реальное, когда наяву, мнимое, когда во сне. Забвение, вдохновение, единение...
... сердцебиение.
Мексиканцы – народ упрямый, итальянцы – вспыльчивый, немцы – мелочный, русские живут в Мордовии, мордва счастливы, чего о них сказать как раз и нельзя.
На мгновение беспамятство и нудная вонь внутренних ощущений.
В темноте как на войне. В темноте, да не в обиде.
Ты в ответе за тех, кого ты приручил. Прирученных было двое – Он и Она. Он приручен был Ею, Она, следовательно... С того и началось, и поехало. Счастлив летящий вниз головой...
Ходасевич... Мандельшам... Бальмонд... Растропович... Тютчев... Некрасов... де Сент-Экзюпери...
В единстве сила.
Государство сильно сознанием масс. Массы в комнате отсутствуют, сознание в единственном числе, в единственном во мне.
Три на часа, ночь за окном, фонарь в окне, тень на стене.
Надежда человека не покидает, даже когда остается последней. Человек познается в беде. Раз есть надежда, значит нет беды... Беда – обман. Иллюзия. Миф. Ха – Ха!.. Бегство за собственным листом. Исполнительным.
Жизнь одиночество. Одиночества не существует... Значит… Все относительно... Все относительно.
Древние греки тоже страдали бессонницей. И гениальностью.
Милый, добрый дедушка Фрейд. В Москве нет бананов уже века четыре. Москва вымерла в прошлом тысячелетии вместе с тараканами, которыми была заселена. Тараканы виляли усами, умирали от икоты, неслись к горизонту полированной поверхности стола, загадав по последнему желанию. Кое-кто по четыре.
«Больше двух на одни усы не выдавать!!!»
– Бог умер. – вопил Сигизмунд Кржыжановский, хотя видел свои сновидения еще до того, как появился Фрейд.
Если гири плавают в море...
Море, море... Пора бы и совесть иметь.
– Эй! Наверху! Утро скоро!
***
Оказывается, в нашем городе свет на улицах в два часа ночи выключают. Иногда, правда, к двум только включают. Интересный у нас город...
Оказывается, если собрать много-много породистых, сочных негров, одеть каждого в белые больничные халаты с чепчиками на головах и колонной по одному пустить по зеленой поляне, получится колоритная картина.
Оказывается...
Оказывается! Оказывается! Четвертый час ночи, а я ни хрена уснуть не могу. И зачем это нужно – просыпаться каждое утро?
«Жизнь есть сон...»
... стон.
Хорошая формулировочка. Ты сначала попытайся у себя во сне проснуться, но остаться при этом спать...
Твой сон – тюрьма.
... стон.
Если звезды зажигают вечером, значит утром это кому-то не нужно...
Поставим вопрос иначе. Не «зачем нужно просыпаться?», а «кому нужно просыпаться?»
Мне.
«Молодец, Склифасовский!»
А для чего мне нужно просыпаться? Зачем?
Тьфу ты, ну ты. Перефраз закончился капитальным крушением в устье маленькой сибирской речушки: хороша реакция на собственное возбуждение.
«Мысли о бессоннице страшнее самой бессонницы»
Кретин!
Дейл – кретин. Карнеги – двоякий кретин. Мысли и бессонница – страшнее не бывает. Р-р-рома!..
«Нет ничего сильнее мысли». Нет ничего мыслее силы. Надо бы поосторожнее с выражениями. Карнеги – хороший, Дейл – тоже хороший. И Чип, и Гаечка, и Вжик... Р-р-рома!..
Стой! Раз, два...
Я, в сущности, с Карнеги и знаком-то не был.
«Известна ли Вам личность обвиняемого?»
А двуличность?
Другое дело – негры в белых халатах: сам их придумал, сам их придумал еще прошлой ночью. На этот раз они не в колонну по одному, а кто как хочет: сидят, кувыркаются, «гуськом» ходят, в «ладушки» играют. Хорошо! А поляну бы им другую.
«Может быть алую?»
«Нет»
«Тогда светло-голубую, что бы вся в крохотных незабудках».
«Много-много незабудок и негры в белых халатах».
«Гляди, понравилось. Улыбаются. Ну, чем не дети? Разве что негры... Большие... черные... дети...»
Что это? Я, кажется, засыпаю? Это, конечно, хорошо, но как же тогда они, в белых халатах? Если я усну, их же... Чуть-чуть, хотя бы до рассвета... пусть поживут...
***
На сегодня все. Только мысль и усталость. Чем сильнее усталость, тем тоньше, глубже, проникновеннее мысль. Чем больше мыслей, тем обильнее усталость. Мыслимая усталость замкнутого круга. Взаимолюбовь. А ты?.. Хлоп, и во что-то мягкое.
Влеченье губ, единство душ, загадка бытия. Загадка! То же мне, запретный плод. Загадка одна – Бог. Цель – единение. Средство – мысль. Все остальное – суета. А если по образу и подобию, тогда выходит, что и он устает?.. Эх! Надо бы укрыться поуютнее. Только до апреля, а там батареи ни к чему: потеплеет.
«Зачем?»
Хороший вопрос. За чем?
И руки даже не слушаются. И вот так каждый вечер: до кровати и... смерть. Зачем? За чем? Кажется, где-то я об этом уже думал.
Мне бы только до нее дозвониться. Услышать. Только бы трубочная пластмасса продребезжала в ответ ее голосом.
«Зачем?»
Тьфу, твою мать! Да отстанешь ты от меня? Зачем? Зачем? А я почем знаю? Сейчас вот как перевернусь, как в потолок уставлюсь...
Троллейбус проехал, снег сыплется, соловей почему-то не поет. Я, пожалуй, знаю – почем? Да! Конечно! И почем знаю, и за чем – знаю. По полторы тысячи, больше штуки на усы не выдавать, за мной просили не занимать... Идиот! Куда прешь?
«Но я всего лишь хотел узнать, как Он там, многоликий, что по образу и подобию своему нас?»
«Как-как!.. об косяк. Тебе же сказали, не занимать. Он вам что, резиновый?..»
«Ну... нет. Может просто безграничный... Или бесконечный...»
Просто, просто. Простота, она хуже воровства. Кто не ворует, тот не ест. В смысле, кто не ест, сам «инвест». Тьфу, «двигатель торговли».
Что-то я совсем сегодня изругался. Надо бы о чем-нибудь хорошем... Почему же она не звонит?
Не надо, лучше матерись.
Ма-те-рись.. Матерь-ись... Матерь... ист... Матерь – истина. Истина в мате. Эврика! А еще бывает in vino... А мы-то ее в душе, в сознании... А как все просто. Пузырь в душу посредством горлового вливания в желудочно-кишечный тракт, по матушке всех и вся истина, можно сказать, у тебя в руках. Как та синичка, слепо задохнувшаяся в ладонь... А журавли пусть себе летают... рано или поздно и их брюшки пожелтеют.
Сколько там натикало? Ноль три, ноль семь. Хорошо. Вадря, можно сказать. «Завтра в восемь утра начнется игра... Завтра утром ты будешь жалеть, что не спал...» Жалость, она по своей природе унизительна. Ни я, Гоббс. А может еще кто пораньше. Не жалеть, но любить. Ближнего, как себя самого. Это уже не Гоббс. Это, якобы, Он... Да, чуть было не позабыл. Сейчас... Только настроюсь. Главное – состояние души: спокойное, уравновешенное, бескорыстное...
Отче наш! Сущий на небесах.
Да святится имя твое,
Да придет Царствие Твое,
Да прибудет воля Твоя на земле как на небе.
Хлеб наш насущный дай нам на сей день
И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим,
И не введи нас во искушение,
Но избавь нас от Лукавого,
Ибо твое есть Царство, и Слава, и Сила во веки веков.
Аминь.
Так, кажется. Может, забыл что? Слова какие? Не страшно. Главное, чтобы состояние души, чтобы всем собой: и мыслями, и сердцем, и телом. Чтобы как в любви: только о Нем, только к Нему, только в Нем.
«Зачем?»
Вот именно: за чем? За Богом. Все мы за ним словно дети малые, поскольку в нем... истина. IN DEUX.
А теперь спать. Вот только оденусь поуютнее, да головой на мягкое. На сегодня – все. Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.
***
О чем думал Герасим, когда Му-Му топил? И думал ли он вообще?..
Мне бы жизнь свою как кинопленку...
О чем думает человек, когда расстается с самым дорогим. Когда вынужден расстаться добровольно с «объектом безусловной любви». «Вынужден добровольно» – ничего себе, свобода выбора.
Боль – единственное слово и никаких размышлений. Он, говорят, глухой был. А может от этого еще лучше слышал?.. И чувствовал.
Чувствознание. О, Рерих. Когда знаешь, размышлять не-за-чем. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит...
А все из-за женщины. Как они не терпят, когда кого-нибудь, кроме них, любят. Даже если собаку. «А чем я, собственно, хуже нее?» Собаки. Вот именно, чем?
А Герасим не слышал.
Молчал. Не думал. За-чем?
Хозяин – барин. Хозяйка – барка. Барин – баран. Сказано – сделано: утопить, так утопить.
Жираф большой, ему видней.
А как он плакал: сурово, по-мужски, про себя. Меня? Пожалуйста. Собаку? Пожалуйста. Душу? Ну, уж... У-ду-шу...
А я пойду и в реке утоплюся...
Герасим! Герасим!!! Ге-ра-сим!!! Отзовись, красивое русское имя. Где ты, страдалец Господний? Не плачь, мил человек. Чего уж: тридцать серебряников не деньги. За них ли помирать? Душа – не сало: на базар не снесешь. А хозяйке можно и по морде. Ну и что, что не положено: возможно, значит можно. А еще лучше – в реку ее, с кирпичом на шее: силикатным, рузаевским.
Ну, прости. Я не подумал. Расчувствовался. Извини, мужик. И в цивилизованном существе иногда болит за ближнего. Верь мне. Я сам себе верю.
Переворачиваюсь. Сейчас усну.
1995 год. Саранск
