Ей исполнилось два года. Она плохо понимала, что говорит ей бабушка.
«Запомни этот день! – говорила бабушка. – Запомни свои первые цветы».
Я был первым мужчиной, который подарил моей девочке – моей дочке – первые в ее жизни цветы. «Это первые цветы в моей жизни» – сказала дочь
спустя девятнадцать лет какому-то там Васе, который,
едва поздоровавшись со мной – «Здрасьте»
нырнул к дочери в комнату.
Ты лежала на кровати и плакала.
«На что это было похоже!?»
«Представь, что в тебя забили сваю…»
Он быстро кончил и что-то заговорил про твою прелестную грудь.
Через полчаса его уже не было. Ты лежала и плакала.
Дочка бестолково тыкалась в тюльпаны носом
и, подражая бабушке, делала глубокий вздох.
«Мне дедушка давно уже не дарил цветов! – повторяла бабушка. –
Запомни этот день. Запомни, что твои первые цветы тебе подарил папа».
Бабушка была счастливее внучки. Жена стояла возле плиты
и, слегка скривив рот, улыбалась.
«Ты меня любишь?» – спросил он перед дверью.
«Ты любишь своего папу?» – спросила бабушка.
«Ты меня любишь?» – спросил я жену.
«Дедушка меня не любит» – продолдонила бабушка.
«Люблю» – промурлыкала дочь.
«Люблю, люблю» – кивнула жена.
«Уходи» – процедила ты.
Бабушка вздохнула.
Я стоял и мне хотелось плакать.
Дочка стояла и плакала.
Сначала просто скулила, потом,
потому что ее никто не слышит
и чтобы ее услышали все,
закатила истерику, легла на пол,
застучала ногами по полу,
завертелась по полу…
Как хорошо, что мы постелили палас…
Ты плакала, словно вырывала из себя репьи…
«Никогда ты не дождешься, чтобы я заплакала», – сказала жена
и сдержала свое слово на всю оставшуюся жизнь.
Ты плакала, и называла себя дурой.
«Дура я! Дура!»
Мама плакала и молилась.
Теща плакала и называла дурой тебя.
«Я дура, да?»
Дочка плакала, пока не подошел младший брат и тыкнул пальцем: «Ты сто, дула?»
Дочка ни на кого не дула, но плакать перестала. Помолчала и произнесла: «Че-го?»
А потом мы пошли в душ.
Дочка запрещала лить на голову воду из лейки и боялась мыла.
Мама вошла в ночной рубашке, потому что я уже взрослый,
потому, что мне девять, но я болею и кому-то нужно меня мыть,
а отца сегодня нет.
Дочка вошла со мной в душевую и сказала, что я – мальчик…
Если каждый день вбивать по одной свае,
свая становятся «таким мягким, теплым, классным»:
вокруг него вращается планета людей.
– Я – мальчик, – ответил я дочери.
– Ты уже не мальчик, – сказала бабушка, не взяв меня с собой в баню;
– Ты уже не мальчик, – сказала жена, поливая меня из лейки.
– Наш сын больше не мальчик, – шептала мать отцу в постели…
– у него исчезли прыщи.
Потому что мне уже тридцать…
– Наш сын больше не мальчик, – сказала ты, прижимаясь ко мне. Он тебе по секрету сказал.
– Он уже взрослый, – сказала отец матери, – пусть моется сам. Ему целых шесть лет.
– Он уже взрослый.
Как моется теща, мне не важно…
– Я буду мыться только с бабушкой, – ультиматировала дочка-внучка-сестра.
Но однажды с дочкой отправился я.
– Ого, – сказала дочка, и невольно не отводила глаз… Я улыбался.
– Ого, – сказала ты и специально отвела глаза… Я улыбнулся.
– Брось в машинку, сказала жена, – я постираю. Ей было не до смеха…
Она видела это тысячу раз…
Выпили немного.
За Леху, за вокзал, с которого он отправлялся, за таксиста, за гаишника,
за Садовое кольцо, за женщин, за светофор, за красный, потом за зеленый,
за женщин еще раз, потом за желтый, чтобы и ему было не обидно,
на этот раз стоя, потому что первый раз встать забыли,
за водителя, разрешившего постоять в такси,
за Москву, за Россию, за женщин, за русских женщин, за наших женщин,
за всех женщин, то стоя, то никак,
за водителя такси, оказавшегося женщиной,
за первую любовь, за последнюю любовь,
за Сталина, за Ленина, за лошадей Прижывальского,
при чем за всех лошадей сразу, за…
Стоял посреди прихожей как теленок на катке.
Вышла теща.
Почему-то первая. Как бы в магазин пошла в два часа ночи.
Как бы пошла в магазин и как бы меня не заметила.
Отправилась на кухню и начала там что-то делать.
Интересно, бывает у тещ и зятьев не как бы.
Потом жена вышла. Мама. Дочь вышла последняя.
«Ну, ты сволочь, и напился» – говорила мне в лицо жена
своему отцу недосказанные слова и начинала что-то делать на кухне.
«Что же ты так, сынок?» – мама дождалась того, чего боялась дождаться
и начинала делать что-то на кухне, виня во всем отца.
«И этот туда же…» – констатировала теща и как бы пошла как бы в другой магазин.
«Папа, ты принес мне куклу Катю?» – спросила дочь,
и получила из моих рук маленькую такую куколку, получив вместе с этой куклой
возможность лет через двадцать заявить явившемуся на пороге пьяному мужу
«Отец мне даже пьяный куклы носил, а ты руки распускаешь».
Пойдем, покажу тебе писю.
Пойдем, покажу…
Будем играть в дочки-матери…
Бабушка будет дочкой…
Мама будет бабушкой…
Я буду мамой..
Папа будет сыночком…
Сыночек, ты станешь отцом…
Ты станешь отцом, милый…
Ты будешь матерью…
Я стану матерью…
Я – твоя мать…
Я буду твоя мама, папа…
Стать ее сыночком, милый…
Бабушка будет дочкой…
Значит теща моя сестра…
Мама, ты бабушка…
Я бабушка…
Бабушка, я кто?
Внучка…
Я – мама…
А папа – сыночек…
Сыночек – это Антон..
Антон – папа…
Папа – Сергей…
Бабушка – внучка…
Нет, дочка…
Дочка, это ты…
Мама кто?
Жена…
Жена. Ты маленький. У тебя нет жены. Она – моя дочка.
Ты – моя дочка.
Нет, я – твоя мама…
Сними с меня носки…
Хочешь, я вылежу тебе пятки.
Хочешь, я всего тебя вылежу,
ты будешь чище, чем после душа, чем после родника.
Сними с меня носки…
может быть тебе еще и пятки вылезать?
ты за кого меня принимаешь? Совсем унижаешь.
Папа, чего ты носки разбросал? Вообще!
Дай мне денег, папа. Ого, сколько больших денег. Десять рублей.
– Может быть, дать тебе денег?
– Не надо, обойдусь.
Ты почему не даешь мне денег? Ты думаешь, я обойдусь?
Сынок, дай мне немного денег, я обязательно отдам.
На эти деньги можно много всего купить. Я куплю все.
Что можно купить на эти деньги?
Это не деньги, это слезы.
Ого, сколько денег.
Ты издеваешься надо мной!?
Ого, сколько слез…
Выйди, я переодеваюсь…
Папа, смотри, как я переодеваюсь.
Сынок, ты не видишь, я переодеваюсь.
Ты видел, как твоя теща переодевается. Вот и я не видел.
Люблю, когда ты переодеваешься.
Тебя переодеть? Тебя переодеть?
Переодень дочь!
Переодень, дочь…
Сама переодень.
Переоделся сам, переодень другого.
Пошла ты.
Отвали. Иди поиграй.
Не мешай, мне некогда.
Да пошла бы она…
Куда она пошла?
Во-о-о-о-ннннннннн!!!
Ты уже пошла?
Шла бы ты.
Я шла, шла…
Отойди…
Исчезни!
Устань!
Будь добра, отойди!
Прошу вас, уйдите…
Закрой дверь…
Отвали.
Поиграй немного одна.
Большая уже… сказала бабушка, глядя, как внучка примеряет мамины туфли.
Большая уже… смотрит мать на дочь, провожая ее в роддом.
Большая уже, говорит дочь, имея виду себя
и протягивая пустой стакан для пятидесяти грамм детского шампанского.
Большая уже… говорю я тебе, улыбаясь,
беру твои волосы своей ладонью и нагибаю головой к своей ширинке.
Сколько Вас тут?
В доме было две мамы, три бабушки, четыре тещи, две снохи, три свекрови.
Сколько женщин было в доме?
Сколько бы женщин не было…
Да идите Вы…
